Смерть на Кикладах. Сборник детективов №2 - Сергей Изуграфов

Из-за угла раздался знакомый визг тормозов – и яркий свет фар выхватил из темноты две мужские фигуры, стоявшие на дороге.

– Добрый вечер, старший инспектор! – деловито произнес Виктор Манн, когда машина резко затормозила рядом с ними и распахнула дверцу. – Поздравляю вас! Мы снова в игре!

Часть шестая

«Раскаяние – самая бесполезная вещь на свете. Вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить».

Длинные коридоры местного госпиталя встретили детективов гулкой тишиной (мягкий линолеум глушил шаги), ярким холодным светом неоновых ламп, что отражался от салатово-зеленых стен больницы и, падая на лица прибывших, придавал им странный мертвенный оттенок. Слепит-то как, подумал Смолев. После темноты снаружи – и такой яркий свет! Он сощурился и даже прикрыл глаза рукой. Манн и вовсе достал темные очки из кармана пиджака, надел и не снимал их до самого выхода из больницы.

Старший инспектор уголовной полиции острова стоически терпел. Он понимал, что его люди оплошали. И как! На посту! Упустили подозреваемого в покушении на убийство! Что ему этот яркий свет, что резал глаза, выжимая слезу? Мелочь! На душе у него снова скребли кошки: после похвалы самого Директора департамента уголовной полиции и повышения в звании – такой прокол!.. Позор какой! Стыдно, нет слов, как стыдно! Как могли его сержанты так подвести своего инспектора? А ведь он их инструктировал лично! Какой конфуз – да еще и в присутствии самого главы Национального Бюро Интерпола!

Манн покосился на старшего инспектора, который всю дорогу до больницы в машине вздыхал так, что мог бы разжалобить и камни. Ишь ты, переживает, подумал генерал. Правильно делает! Балбесы его подчиненные! Впрочем, выводы делать пока рано.

Они молча прошли длинным больничным коридором, поднялись по лестнице на второй этаж, где находились палаты интенсивной терапии. В одной из них и проходил лечение Глеб Пермяков. Шли не разговаривая, каждый был погружен в свои мысли. Но общее напряжение чувствовалось по коротким взглядам, легкой нервозности, что охватила всех троих и тяжелым вздохам старшего инспектора.

На медицинском посту сидела заплаканная дежурная медицинская сестра. Ты смотри, подумал Смолев, совсем еще девочка! Лет двадцати, наверно – студентка. На ней не было лица. Впрочем, такими же растерянными и поникшими выглядели и два сержанта местной уголовной полиции, которых оставил нести караульную службу у палаты Пермякова их начальник. У одного из них опухла скула, на подбородке был явно виден кровоподтек. Он сидел в неудобной позе, неловко скрючившись на стуле, прижимая локоть правой руки к животу. Это он попал «под раздачу», понял Алекс, окинув пострадавшего внимательным, цепким взглядом. Второй стоял рядом с напарником, держа в руке пузырек с какой-то жидкостью, в которую обмакивал ватку и прикладывал ее к ране на лице товарища.

– Спирт? – повел носом Виктор Манн. Говорил он по-гречески, суровым тоном, испепеляя взором незадачливых сержантов поверх очков. Под его взглядом они еще больше пригнулись. – Не рано ли празднуете?

– Разрешите, господин генерал? – вставил слово Антонидис, пересилив страх и робость. Все-таки это были его сержанты! С него пусть хоть шкуру сдирают, а подчиненных он обязан допросить сам и лично. В любом случае, это его вина – и его ответственность! – Я хотел бы провести опрос сам!

– И правильно! Сами их и допросите, – неожиданно одобрил Манн, перейдя на английский, чтобы и Смолев смог поучаствовать в беседе. – Ваши кадры, старший инспектор, вот вы с ними и разбирайтесь. А мы пока походим, посмотрим, побеседуем с медицинским персоналом. Через двадцать минут подведем общие итоги. Договорись? Ну и отлично!

– Пойдем, Саша! – перешел он на русский, обращаясь к Смолеву. – Давай так: я с девочкой пошепчусь, о чем она грустит, узнаю. А ты пройдись, посмотри по сторонам. Важно понять, откуда этот незваный гость тут взялся. В машине Антонидис божился, если помнишь, что дверь в больницу была закрыта. Вопрос: как он сюда проник, что оказался прямо в коридоре у входа в нужную ему палату? Добро?

– Добро, – ответил Алекс. – Разошлись!

Через двадцать минут картина происшествия была в общем и целом ясна. Накануне уборщица, отмывая места общего пользования, что находились напротив блока интенсивной терапии, привычно не пожалела хлорки. Нестерпимый запах, щекочущий ноздри и выворачивающий нутро, заставил одного из сержантов распахнуть настежь окно в туалете, чтобы хоть как-то проветрить помещение.

Фрамугу подперли каким-то чурбаком, явно принесенным с улицы. Когда Алекс осматривал подоконник, он обнаружил на нем следы песка, словно кто-то ступал по нему в кроссовках с рифленой подошвой, куда так любит набиваться песок и разного рода грязь. Выглянув наружу, он увидел в полутора метрах от окна водосточную трубу. Примерился, попытался дотянуться, покачал головой и вернулся в коридор. Пристально глядя себе под ноги, дважды прогулялся по коридору от туалета до ординаторской, куда вошел и внимательно огляделся. Затем Алекс вернулся к палате и присоединился к коллегам.

К его возвращению старший инспектор уже закончил опрос своих подчиненных. Сержанты признались, что, несмотря на открытое окно, – дышать было практически невозможно. Хоть самим перемывай весь туалет от хлорки! Поэтому они по очереди выходили вниз на крыльцо отдышаться, выкурить сигарету и размять затекшие от долгого и неподвижного сидения мышцы. Минут на десять-пятнадцать, не больше!

Молоденькой медсестричке Василике, что несла вахту ночного дежурства в первую смену, с нуля часов до четырех утра, также строго-настрого было запрещено покидать пост, находившийся в двадцати шагах дальше по коридору. Но молодость брала свое, а тут еще такой симпатичный и вежливый сержант Димос предложил ей выйти подышать свежим воздухом на крыльцо. Ну, если они там и задержались немного, на свежем воздухе, то никак не больше, чем на двадцать минут!.. Небо в этот час было такое звездное, и сержант рассказывал ей такие интересные истории про созвездия, что она и не заметила, как время пролетело! Сколько раз они выходили на улицу? Ну, два раза, может три, она не помнит. Больше от девушки ничего было не добиться. Она рыдала и никак не могла успокоиться.

Второй сержант, постарше, рассказал, что сидел задумавшись, когда вдруг перед ним бесшумно возникла фигура вся в черном; он вскочил, собираясь закричать, и только потянул с пояса резиновую дубинку, как немедленно получил резкий удар кулаком под ребра справа. Словно весь воздух из него выпустили: согнувшись от боли, он не мог уже кричать, а только шипел; и тут же прилетел второй удар – прямо в челюсть! Свет померк у него в глазах, дальше он ничего не помнит: ни что делал нападавший, ни куда он делся, ни как он выглядел.

Любвеобильный сержант Димос, потея и пряча глаза, признался, что после очередного выхода на свежий воздух, когда они с Василикой несколько задержались, возвращаясь, он вдруг увидел, что некто, одетый в черное, бьет его товарища. Двигался незнакомец так быстро и ловко, что даже успел подхватить падавшее обмякшее тело и прислонить его к стене. Здесь Димос пришел в себя от неожиданности и окликнул нападавшего, выхватив дубинку. Шедшая за ним Василика громко закричала от страха.

Они вспугнули злоумышленника. Тот, резко обернувшись, что-то прошипел в их сторону и метнулся в туалет. Когда они вдвоем с дежурной медсестрой вошли в туалет – окно было распахнуто, в помещении никого не было. Старший из сержантов был еще без сознания, когда Димос, окончательно придя в себя, позвонил старшему инспектору и доложил ему о случившемся.

Нападавшего он разглядел плохо: уж больно быстро тот двигался. Молодой, худой, рост сложно было издалека определить на глаз: преступник стоял, словно сгорбившись. Может – метр семьдесят пять, а может – и все метр восемьдесят. Одет в черную водолазку, маску с прорезями и перчатки. Кажется, в кроссовках. Точно – в кроссовках! Да, когда Димос подбегал, он еще подумал, странно, кроссовки темные, а шнурки в них разного цвета: черный и белый.

– Тэ-эк, – крякнул в чувствах Виктор Манн, подводя итог. – Ясно! Эх, молодость, молодость! У вас еще что-нибудь, инспектор? Чем еще подчиненные порадовали? Ничем? Скромняги! Говори, Алекс!

– Следы ведут из туалета в коридор, – кивнул Смолев. – Нападавший был в кроссовках с рифленой подошвой, куда набился песок с пляжа или с дорожки вокруг госпиталя. Заметив открытое окно, забрался по водосточной трубе. От трубы до подоконника – метра полтора. Видимо, очень хорошо подготовлен физически. Когда вышел в коридор – судя по следам – постоял возле стула с охранником. Почему? Потому, что следы песка видны не только с той стороны, где произошла схватка, но и с противоположной, у входа в палату. Видимо, заглянул в палату, убедился, что попал куда нужно. В палате горит ночник – дежурное освещение. Потом – опять же, судя по следам – спокойно прошел в ординаторскую, что рядом с медицинским постом, где находился какое-то время у шкафа с медикаментами. Не опасался, что его застанет медперсонал, орудовал ничего не боясь. Похоже, знал, что Василика в этот момент сильно увлечена своим кавалером. Думаю, старший инспектор, что необходимо провести ревизию: что-то могло пропасть. Да и пальчики бы там поискать, хоть я и сомневаюсь, раз он был в перчатках. Чем он там занимался и сколько пробыл – сказать сложно, но натоптано там сильно. Потом вышел из ординаторской и пошел в сторону палаты. Вот тут уже и произошло то, что произошло.